Хроники Дерини.Книга 1. [ Возвышение Дерини.Шахматная партия Дерини] - Кэтрин Куртц

Риммель с отвращением отвернулся от постели и увидел свернутые в трубочку чертежи, которые лежали на столе у двери. Он взял их и уже хотел выйти из комнаты, как вдруг увидел что-то сверкающее в небольшой шкатулке. Там лежали обычные драгоценности и специальные эмблемы и значки — кольца, цепи, броши. Но одна вещь приковала к себе его внимание: маленький овальный медальон на золотой цепочке — вещь слишком хрупкая и нежная, чтобы принадлежать мужчине.

Не соображая, что он делает, Риммель осторожно взял медальон и открыл его.

Оглянувшись на дверь, чтобы убедиться, что его никто не видит, он, затаив дыхание, заглянул внутрь. Это был портрет Бронвин — самый прекрасный из всех ее портретов, что он видел — золотые волны волос ниспадают на ее прекрасные плечи, губы слегка приоткрыты, взгляд нежный, призывающий, волнующий.

Не позволяя себе думать о том, что он делает, Риммель быстро сунул медальон в карман и почти побежал к двери со скомканными чертежами под мышкой.

Выскочив на улицу, он, не оглядываясь, побежал в свою комнату. Те, кто видел его в это время, могли подумать, что он неожиданно получил громадное наследство.

Бронвин подняла голову от гроба матери и удрученно посмотрела на ее большой портрет. Теперь она поняла, что подслушанный ею разговор взволновал ее больше, чем она думала. Но она не знала что ей делать. Не могла же она вызвать этих женщин и запретить им сплетничать. Это ничего бы не изменило.

Она изучала изображение матери и думала, какой та была прекрасной. Леди Алиса де Корвин де Морган была исключительно прекрасной женщиной при жизни и не нуждалась в том, чтобы изображение льстило ей. Его выполнили великолепные мастера, тщательно выписавшие мельчайшие детали. Портрет был как живой, и теперь, когда Бронвин стала взрослой, она чувствовала себя рядом с образом матери ребенком.

Она смотрела на портрет и ей казалось, что портрет начал дышать, и сейчас заговорит.

Широкое окно из цветного стекла вверху часовни было освещено медленно заходящим солнцем. Цветные лучи проникали в часовню и окрашивали ее в красные, золотые и оранжевые тона. Серый плащ Бронвин, небольшой алтарь из слоновой кости тоже переливались всеми цветами радуги.

Бронвин услышала скрип двери за собой, повернулась и увидела, как в дверь просунулась голова Кевина. Его лицо просветлело, когда он увидел ее. Кевин вошел в часовню и закрыл за собой дверь. Он преклонил колени перед алтарем, прежде чем подойти к ней, и затем опустился на колени рядом с ней перед саркофагом.

— А я не мог понять, где ты, — сказал он тихо, положив свою руку на ее плечо. — Что-нибудь случилось?

— Нет, впрочем, да, — она покачала головой. — Я не знаю.

Она посмотрела на свои руки и проглотила комок в горле. Кевин внезапно понял, что она готова расплакаться.

— Что произошло? — спросил он, обнимая ее за плечи и притягивая к себе.

Всхлипнув, Бронвин зарыдала и уткнулась лицом в его грудь.

Кевин прижал ее к себе и дал ей возможность поплакать. Он нежно поглаживал ее волосы. Затем он сел на ступени и усадил ее себе на колени, как маленького испуганного ребенка.

— Ну, а теперь, — сказал он тихо и спокойно, — расскажи мне, что же произошло?

Ее рыдания понемногу становились тише.

Кевин прислонился спиной к мраморной стене и, поглаживая Бронвин по голове, смотрел на цветные тени, которые были видны на белой стене часовни.

— Ты помнишь, как мы приходили сюда детьми, чтобы поиграть здесь? — спросил он.

Он посмотрел на Бровин и с облегчением увидел, что она вытирает глаза. Кевин достал из рукава носовой платок и подал ей, так как ее платок уже превратился в мокрый комочек.

— Я думаю, что мы чуть не свели с ума мою мать в то последнее лето перед тем, как Аларик отправился на службу королю. Ему и Дункану было тогда по восемь лет, а мне одиннадцать. Тебе тогда было четыре или около того. Мы играли в прятки в саду. Аларик и я спрятались здесь за алтарем, в складках алтарного одеяния, которое висело здесь. И старый отец Ансельм пришел сюда, схватил нас и пригрозил рассказать обо всем матери, — он засмеялся. — И я припоминаю, что он долго ругал нас. Ругал до тех пор, пока не пришла ты с целым букетом роз. Ты тогда горько плакала, потому что шипы искололи тебе все руки.

— Я помню, — сказала Бронвин, улыбаясь сквозь слезы. — А через несколько лет, когда мне было одиннадцать лет, а тебе семнадцать, ты… — она опустила глаза, — ты уговорил меня установить мысленную связь между нами.

— И я никогда не жалел об этом, — засмеялся Кевин, целуя ее в лоб. — Так что же случилось, Брон? Я могу помочь чем-нибудь?

— Нет, — сказала Бронвин, улыбаясь измученной улыбкой. — Просто я жалею себя. Я нечаянно услышала то, что мне не хотелось бы слышать, и это меня очень расстроило.

— Что же ты услышала? — спросил он, нахмурившись и отодвигаясь от нее, чтобы увидеть ее лицо. — Если тебя что-то беспокоит, то только скажи мне, и я…

Она покачала головой.

— Ты ничего не сможешь сделать, Кевин. Все дело в том, кто я такая. Я слышала разговор женщин. Вот и все. Они… они не одобряют, что их будущий герцог женится на Дерини.

— Это очень плохо, — Кевин снова прижал ее к себе и поцеловал в лоб. — Какое несчастье, что я полюбил Дерини и не могу жить без нее.

Бронвин рассмеялась, встала, оправила платье и снова вытерла глаза.

— Идем. Я уже перестала жалеть себя. Нам нужно торопиться, иначе мы опоздаем к обеду.

Кевин поднялся на ноги, потянулся, обнял Бронвин.

— Знаешь, что?

— Что? — она обхватила его шею руками и нежно смотрела на него снизу вверх.

— Мне кажется, что я люблю тебя.

— Да? Это очень странно.

— Почему?

— Потому что мне тоже кажется, что я люблю тебя, — засмеялась она.

Кевин тоже засмеялся. Он наклонился к ней и крепко поцеловал.

— Это хорошо, что ты сказала мне об этом, девочка, — сказал он, когда они выходили из часовни. — Потому что через три дня ты будешь моей женой.

А недалеко отсюда в маленькой комнатке архитектор Риммель лежал в своей постели и смотрел на маленький портрет в медальоне. Он не мог оторваться от этого портрета, с которого с призывным блеском в глазах и шаловливой полуулыбкой смотрела на него неотразимая женщина.

Завтра же он пойдет к вдове Бетане. Он покажет ей этот портрет. Он скажет этой святой женщине, что должен завоевать любовь Бронвин, иначе ему придется умереть. И отшельница совершит чудо — эта красавица будет принадлежать ему, Риммелю.

Глава X

В утреннем полумраке на одной из глухих улочек Копота стоял Дункан с тремя лошадьми, дожидаясь кого-то. Последний раз он проверил упряжь лошади, поправил шпоры и потрепал лошадь по холке.